Мы не скорбим по ней, мы не причитаем по ней, но мы знаем, что она уже изменилась. Она - это наша бывшая. Реальность. Теперь она сюр-реальность. Сюр-реальность требует своего языка, своих подданных и преданных. Ею и ей. В ней рядом с людьми уживаются и креатуры Иного: веселые химеры, бесшабашные горгульи, изворотливые ламии, прыткие и кусачие василиски.
Мы незаметно вошли в новые средние века, где реальные угрозы смешиваются с мифами, Земля вновь становится плоской, страх мутирует в безумное веселье, а охваченные им пускаются в пляс в обнимку со странными существами, заглянувшими к нам из соседних миров...
Dance macabre.
Вслед за реальностью прибавила себе букв и рациональность. Она стала Ир.
В ней dance macabre танцуют уже "больше чем все".
Перед ее натиском отступает и то, что составляло гуманистические идеалы, что лежало в основе красоты и гармонии. Золотое сечение, музыка сфер, слеза ребенка, нравственный закон внутри нас.
Стеклянный замок прошлого разбился, но в магической зеркальной трубе он собрался заново - в причудливый узор Дивного Нового Мира.
Дивного, но не совсем нового. Мир уже разбивался и собирался вновь, порождая своих трубадуров. Певцов сюр-реальности.
Часть из них так и называлась - сюрреалистами. И впервые они заявили о себе после того, как в начале XX столетия ухнул в кровавую бойню казавшийся таким незыблемым век пара и научного прогресса.
Не прошло и двадцати лет, как мир сотрясла новая катастрофа. Вторая. Мировая. И вновь сюр-реальность сошла на едва вздохнувшую от разрывов землю и нашла на ней своих Вергилиев и Верещагиных. Но это поколение трубадуров даже не рассчитывало на рацио - они опрокинули горькую сюр-реальность в себя полностью, как пьяницы опрокидывают стакан водки, закусив его рукавом.
Теперь Третья. Третья идет примерно так, как Вторая в Швейцарии. Физических потерь практически нет, но и тут dance macabre собрал свой урожай - ментальный.
Костлявая, как скупой рыцарь, скрупулезно подсчитывает свои скромные приобретения, с тоской взирая на пустые улицы и сидящих под домашним арестом потенциальных жертв. Отстав от прогресса, не имея в своем арсенале цифровых демонов, она даже не может опознать среди редких прохожих намеченную цель. Жертвы ходят в масках. Танцплощадка пуста.
Dance macabre все чаще получает приставку соло.
Вот и все. Финальное па, и мы выходим. А те, кто все еще дома, был, есть или будет, может выйти к своему отражению. И насладиться сочными образами Иного.
Начиная со средневековых манускриптов, фресок и витражей в качестве первых опытов отображения dance macabre, мы предложим вам главное блюдо в виде палитры художников сюр-реальности XX века. Не только сюрреалистов в узком смысле недолговечного течения, которое ассоциируется с его самопровозглашенным флагманом Дали, но и тех, кого записывали в другие "измы". Однако, сути их творчества "измы" не меняли - оно всегда соприкасалось с Иным.
Мы начинаем. Собираем мозаику сюр-реального.
Во-первых, наш неисчерпаемый Василий Кандинский. Далее - его духовный собрат Хуан (Жоан) Миро, затем просто друг и однокурсник Василия Васильевича Пауль Клее, следом многогранный зачинатель измов Макс Эрнст и, наконец, центральное место в нашей мозаике мы отдаем Виктору Браунеру, не очень известному у нас представителю цеха сюрреалистов. Румын, влюбленный в мифы коллективного дона Хуана Северной и Южной Америк и на основе индейской мифологии создавший прообраз эволюционирующих креатур будущего цифрового века.
Но это не все. Сюр-реальность оформляют не только "исты". Мы не против сюрпризов. В том числе ироничных и даже на злобу текущего дня. Смех освобождает.
Продолжение следует. Следите за новостями сюр-реальности.
